Исаак Башевис Зингер — классик еврейской литературы, лауреат Нобелевской премии, виртуоз по плетению любовных историй, мастер накручивать на простенькую фабулу множество глобальных проблем, замешивающий комедию на опаре высокой трагедии. Слава Степнов давно примерялся к его роману «Враги. История любви», но когда пьеса была написана, режиссер отложил её в стол: не было артиста на главную роль. Потом появился Роман Фрейд — так звали актера-(подходящая фамилия) — и именно ему, предстояло воплотиться в персонаж, который тащит на себе груз прошлого, как проклятие; в человека рефлекcирующего, закомплексованного, авантюриста, лжеца, лицемера, — и при этом «хорошего малого».
Поэт-воин сказал: «Мы все, до одного, убиты на войне». Даже те, кто выжил. «Я здесь, в Америке все еще прячусь на сеновале», — говорит Герман, присматривая место, где можно спрятаться, если нацисты придут в Нью-Йорк. Можно в ванной, если замуровать дверь под стенку. Бред? А где нам прятаться? В сабвее? Под обломками «башен-близнецов»? Или лучше уехать подальше от больших городов, куда они не доберутся? Что это со мной: «наци» нет, война давно закончилась… Пойти выпить валерьянки…
Герман Бродер — писатель. Башевис-Зингер всегда добавлял своим героям толику своей биографии и своего мироощущения. Герман — еврейский «спичрайтер»: он пишет книги, но и проповеди для рабби Ламперта. А Ламперт — та еще штучка. Слова сыпятся из него, как горох из мешка. И все ему нужно знать: почему Герман не дает ему своего адреса, и почему у него нет телефона, и почему он не хочет познакомить его со своей женой. Он готов поставить Герману телефон за свой счет, так он и этого не хочет!
Вкусный, сочный образ большого ребёнка, воплотившего в себе все, что есть в нас плохого и хорошего, слепил Борис Казинец! Удовольствие видеть его на сцене! Вообще, об актерах принято писать после автора, режиссера — постановщика, и перед художником и осветителем. Нарушая традицию, хочу отдать должное прекрасным актерским работам всего коллектива. В разговоре после спектакля, режиссер Слава Степнов воспринял это, как комплимент себе, и был прав.
Маша (Лиза Каймин), измученная своим прошлым не меньше Германа, ревнивая, нервная, страстная, импульсивная, способная на поступок. Герои много говорят о смерти, но добровольно приняла её только Маша. Ушла с улыбкой, наглотавшись таблеток и свернувшись калачиком, как ребенок во чреве матери.
Ядвига (Елена Шмуленcон) в роли «славянской жены» так точно имитирует польский акцент, что трудно поверить, что она — не полька. Ядвига прятала Германа на сеновале три года, рискуя жизнью. В благодарность он женился на ней гражданским браком и увез с собой в Америку. Она — воплощение любви, домашнего очага, и уюта. Герману с ней комфортно, но скучно.
Тамара (Инна Есилевская) — его законная жена — совершила одну непростительную ошибку: осталась жива после того, как ее расстреляли… Пройдя через двойной ад Треблинки и Гулага, она сохранила, пулю в бедре, трезвую голову, и любовь к своему непутевому мужу. Явившись нежданно-негаданно с того света, Тамара невольно сделала Германа двоеженцем, что в Америке считается уголовным преступлением. Кошмары прошлого, терзают Германа по ночам, а тут ещё — призрак депортации.
Роман Фрейд играет раздвоенность сознания своего героя. Чувство вины, толкает его от одной женщины к другой и заставляет лгать, и сочинять в оправдание разные небылицы. Но, водевиль превращается в трагедию, когда в дочиста, до лампочек, ограбленной квартире, после смерти матери Шифры Пуа (Галина Орловская), Маша уходит следом за ней, потому что жить не на что, и не для чего. Да и похоронить двоих дешевле в одной могиле.
Но Зингер не был бы Зингером, если бы не оставил нам надежду. Ядвига ожидает ребенка, Тамара, которой дядя оставил книжный магазин, взяла ее жить к себе. Ядвига совершила обряд геур и стала еврейкой. Гораздо более ортодоксальной, чем ее еврейские соседки.
А что же наш герой? А он исчез, одним ударом разрубив гордиев узел, связывавший его с тремя любящими его женщинами. Покончил с собой? Не думаю. У него никогда прежде не было силы. Начал новую жизнь на обломках старой? Вернулся к Богу, веру в которого потерял из-за Катастрофы? Завел новую семью? Маловероятно. Он не хотел детей. У него уже было двое, их убили наци, и он больше не хочет детей, которых могут забрать и убить.
Автор романа не дает ответа, но намекает, на то что все беды героя — от неверия. Впрочем, сам автор был не шибко религиозным. И — режиссера тоже, не столько волнуют вопросы веры, сколько способность человека к выживанию и возрождению. В спектакле, герои часто, буквально «играют» с настоящими камнями. Мне кажется, время разбрасывать камни прошло. Настало время собирать их…
Все мы, сидящие в зале, в разной степени «сурвайверы». Странным образом этому способствует топография. Вслушайтесь в названия, звучащие из уст действующих лиц спектакля: Кони Айленд, Сёрф авеню, Мермейд авеню, Непчун авеню, Стиллвел авеню, Ист Бродвей. Это же наш город! Наши улицы! Это же мы с вами!
О наших горестях и радостях, любовях и расставаниях, страхах и фобиях — этот спектакль. А тут еще какой-то тип, со сцены, орет в мегафон и раздает прохожим листовки, и двое бедолаг там же, наигрывают на гитаре и губной гармошке какую-то джазовую мелодию, зарабатывая себе на чашку кофе с круассаном.
Маленький объем сцены Philip Coltoff Center, наверное, не приспособлен для полномасштабного спектакля, но зато будит фантазию зрителей. Лестница-стремянка, в одно мгновение превращается в кровать. Несколько чемоданов выполняют функции мебели, смена картин обозначается едва заметными движениями. Все предельно скупо и выразительно (художник Мария Власова).
Спектакль повезут на международный фестиваль в Россию. И снова надеются показать его в сентябре в Нью-Йорке. И всего этого он, безусловно, стоит.